Крушение империи

Стратегически Первую мировую Германия проиграла в первые же месяцы боевых действий – в августе-сентябре 1914-го. Утопичность германских военных планов, основанных на идее блицкрига – молниеносной войны, стала очевидной уже после августовского наступления русских войск в Восточной Пруссии и сентябрьского «чуда на Марне», когда англо-французские войска отбили наступление немцев на Париж. После этого война неизбежно превращалась в затяжную, а к затяжной войне, да еще на два фронта, Германия не была готова, ведь сам кайзер Вильгельм II обещал подданным победу «еще до того, как с деревьев опадут листья».

Такая война требовала даже не столько тактического мастерства и воинского мужества, сколько ресурсов – людских, оружейных, сырьевых, продовольственных. А с этим были проблемы. Рассчитывая на молниеносный разгром Франции, а затем и России, германское правительство не позаботилось о создании в стране значительных запасов стратегического сырья и товаров, не разработало подробных планов мобилизации промышленности и распределения рабочей силы. Однако, несмотря на это, зажатая с востока и запада враждебными странами Германия еще четыре года сражалась. И не просто оборонялась, но прежде всего нападала.

Битва на Марне. Сентябрь 1914 года (Фото: Legion-Media)

Скрытые резервы

Это было настоящее чудо, и имя ему – германская экономика, едва ли не лучшая на тот момент в мире. Она смогла сравнительно быстро адаптироваться к потребностям затяжной войны. Этому способствовали высокая степень концентрации промышленности, что обеспечивало ее быструю мобилизацию, передовая техника, позволявшая на ходу осваивать новые виды производства, высокая квалификация и дисциплинированность рабочих. Кроме того, государственный аппарат страны имел хорошие навыки управления экономическим потенциалом: Пруссия, становой хребет империи, обладала значительной государственной собственностью в виде железных дорог, каменноугольных шахт и месторождений селитры. Государство знало, за какие нити дергать экономику, чтобы она эффективно работала даже в чрезвычайных условиях.

Плюс к этому – строгая экономия сырья. Власти собирали у населения старые велосипедные шины, обрезки любых металлов, макулатуру и поношенную одежду, желуди и буковые орехи, которые годились для корма свиньям, и даже семечки из фруктов, обменивали картофельные очистки на уголь и т. д. А еще наладили выпуск эрзац-продуктов: брюква вместо картофеля, маргарин из растительного масла или окрашенный творог вместо сливочного масла, сахарин вместо сахара, зерна ячменя или ржи вместо кофе. В частности, в Кёльне по инициативе тогдашнего заместителя бургомистра Конрада Аденауэра, ставшего после Второй мировой войны канцлером ФРГ, изготавливалась так называемая «кёльнская сосиска» – нечто малоаппетитное на основе соевой муки, а вслед за ней появился и «кёльнский хлеб», выпеченный из смеси кукурузной муки и дробленых риса и ячменя. Все эти меры экономии ресурсов позволили Германии воевать в течение долгих четырех лет.

Постепенно было налажено тотальное рационирование ресурсов, принципы рыночной экономики были отодвинуты на второй план. Государственные заказы гарантировали предпринимателям неуклонный рост прибыли в сфере военного производства (если в 1915 году на него приходилось 38% всей промышленной продукции, то в 1917-м – уже три четверти) и номинальное увеличение зарплаты рабочим, что являлось важной составляющей гражданского мира в стране. Впрочем, не меньшее значение имела и солидарность с экспансионистскими целями правительства. Короли угля и стали в своих меморандумах требовали как минимум всей Лотарингии, не отставали от них и массовые военно-патриотические союзы, говорившие о захвате новых территорий. Прошла также «мобилизация университетских профессоров»: деятели искусства, историки, преподаватели рьяно выступали с верноподданническими петициями, выдвигали детальные планы расширения границ на западе и германизации Восточной Европы.

Благоприятный общественный фон позволял правительству осуществлять финансирование войны через инфляцию и привлечение внутренних кредитов и займов. За годы Первой мировой было выпущено девять государственных займов на общую сумму почти в 100 млрд марок. Предполагалось, что после войны расходы с лихвой окупятся за счет репараций с побежденных стран.

Одна проблема – противник никак не сдавался. И по мере того как война затягивалась, менялась ситуация в экономике, менялись и общественные настроения.

Голод и волнения

Война требовала огромных финансовых затрат. Ежедневные расходы на нее до марта 1915 года составляли 36 млн марок, затем до марта 1916-го – 67 млн марок, а потом – около 100 млн. В день! Госдолг увеличился с 5,2 млрд марок в 1914 году до 156,4 млрд в 1918-м. Были значительно урезаны все социальные расходы, а косвенные налоги возросли практически вдвое. Несмотря на принимаемые правительством меры, давал о себе знать дефицит продуктов питания.

Уже в 1915 году была введена карточная система: сначала на хлеб (225 граммов муки в день на человека), а к концу 1916-го и на все основные продукты питания (картофель, мясо, молоко, сахар, жиры). В конце войны на одного человека в день давали по карточкам 116 граммов муки, 18 граммов мяса, 7 граммов жиров. Цены на продукты регулировало государство, но они неизменно повышались. Например, к маю 1915-го – на 65% по сравнению с предвоенным уровнем. Активизировался черный рынок, на котором продавалось от 30 до 50% всех продовольственных товаров. Три четверти населения Германии из-за спекулятивных цен не могли покупать продукты на этом рынке и голодали.

Бесплатная раздача супа. Берлин, 1916 год (Фото: Legion-Media)

В марте 1915 года в Берлине состоялась первая антивоенная демонстрация – прямо перед зданием Рейхстага. Чем дольше шли сражения на фронтах и чем стремительнее рос голод в стране, тем сильнее становились протесты. Все больше в них артикулировалась ненависть к спекулянтам, нуворишам, богатеющим на военных поставках, и в целом к богатым сословиям, в условиях голода имевшим возможность отовариваться на черном рынке.

Несмотря на то что рабочим было запрещено участвовать в протестных акциях (за малейшее нарушение правил их отправляли на фронт), всю зиму 1916–1917 годов (она вошла в историю как «брюквенная зима», поскольку после неурожайного лета картофель повсеместно был заменен брюквой) Германию сотрясали массовые демонстрации протеста, собиравшие в крупных городах до 100 тыс. участников. В начале 1917 года в Гамбурге недовольство населения тяжелейшей ситуацией с продовольствием вылилось в открытые волнения, охватившие весь город и сопровождавшиеся погромом хлебных и других продовольственных лавок. С этими беспорядками власти справились только с помощью ввода в город войск.

Весной и летом 1917 года почти во всех промышленных городах Германии проходили выступления под лозунгами немедленного прекращения войны. Волнения не смогли успокоить ни пасхальное обращение Вильгельма II, пообещавшего по окончании войны установить в Пруссии всеобщее равное избирательное право, ни даже фактическое введение этого новшества его указом, опубликованным 12 июля 1917-го. Произошли раскол и частичная радикализация германской социал-демократии. Антивоенные настроения стали проявляться в армии и особенно во флоте, неподвижно застывшем в гаванях Северной Германии.

Цех завода Круппа, производившего снаряды во время Первой мировой войны. Эссен, 1914 год (Фото: Legion-Media)

Обстановка на фронтах

Тем не менее и в 1916-м, и даже в 1917 году в Германии продолжали разрабатывать планы широкомасштабных аннексий. Весной 1917-го на совещаниях высшего военно-политического руководства в Кройцнахе в качестве объектов притязаний были названы Курляндия, Литва, значительная часть Польши. Берлин стремился к установлению военного контроля над Бельгией, к аннексии Лонгви-Брие, Льежа, Люксембурга и побережья Фландрии, а также к возвращению колоний.

Тем временем неограниченная подводная война, которую вела Германия, стала причиной вступления в Первую мировую США, ранее придерживавшихся нейтралитета. Так весной 1917 года Антанта получила мощного союзника. Казалось, исход войны был предопределен. И все же Берлин не утрачивал оптимизма.

И было отчего. На Восточном фронте русская армия в результате усталости и нежелания солдат воевать, почти полного уничтожения старого кадрового офицерского корпуса, революционной агитации большевиков и популистской политики Временного правительства стремительно утрачивала боеспособность. Фактически русский фронт разваливался на глазах. На фоне многочисленных солдатских братаний германские войска взяли Ригу, угроза нависла и над Петроградом. Однако ресурсов для решительного изменения ситуации в свою пользу даже на этом направлении у Берлина уже не осталось. К концу 1917 года Восточный фронт практически застыл.

Последнее наступление германской армии на Западном фронте Первой мировой войны. Франция, март 1918 года (Фото: Legion-Media)

Почти стабильным оставался и Западный фронт. Массированные наступления союзников приводили лишь к незначительным успехам и сопровождались огромными потерями. Боевой дух и сама готовность сражаться улетучивались по обе стороны фронта.

Горькая правда

В конце 1917 года все взоры в Германии были обращены на Россию. Октябрьская революция и последовавший за ней выход Советской России из войны еще больше усилили антивоенные и революционные настроения в империи. В январе 1918-го всеобщая стачка охватила основные индустриальные центры Германии: в ней участвовало свыше миллиона человек, выдвигавших как экономические, так и политические требования.

Однако на Россию с надеждой взирали не только протестующие немцы – Восточный фронт привлекал взоры военных и политических лидеров империи. За счет заключения сепаратного мира с Советами Берлин рассчитывал укрепить свои военно-политические позиции (в частности, ликвидировав «второй фронт»), а также существенно расширить свою ресурсную базу. Новые ресурсы (хлеб, сталь и уголь прежде всего), как полагали немецкие стратеги, должны были позволить еще сколь угодно долго поддерживать военные усилия Германии, у которой не было иного сценария, кроме как победить.

Уже в марте 1918-го, сразу после заключения Брестского мира с Советской Россией, германская армия, перебросив на запад почти все воинские части с Восточного фронта, начала мощное наступление. К июлю немцы вновь вышли к реке Марне: им удалось продвинуться даже дальше сентябрьского рубежа 1914 года. Однако полное истощение резервов не позволило им выдержать начавшееся вскоре контрнаступление союзников.

В августе 1918-го немецкая оборона была прорвана, а в сентябре Антанта развернула методичное наступление по всему фронту. 29 сентября на совете в Спа фельдмаршал Пауль фон Гинденбург и генерал Эрих Людендорф, возглавлявшие армию, а фактически и государство, наконец признали, что войска начинают выходить из повиновения и фронт может развалиться в любой момент. Единственное спасение, как решил совет, в немедленном перемирии.

Для императора и кабинета министров такое заявление военного руководства стало сенсацией. Они впервые услышали правду о реальном положении дел на фронте из первых уст. Это был шок: в последние годы войны на территории Германии боевые действия не велись, не было бомбежек и разрушений, гражданское население напрямую не было затронуто войной. Многим штатским начальникам казалось, что для катастрофических сценариев просто нет оснований. Очевидец доклада верховного командования о положении дел на фронте так описал реакцию гражданских руководителей: «Я слышал полузадушенные возгласы, я замечал подступающие слезы. Пробуждение от наркоза, гнев, ярость, стыд, обвинения: военные годами нас обманывали, а мы верили этому как Евангелию». Но деваться было некуда: на этот раз военные сказали правду.

В конце сентября – начале октября 1918 года союзники дали понять немцам, что переговоры о мире будут вестись не с кайзером, а только с правительством, назначенным парламентом. Под давлением извне 30 сентября Вильгельм II подписал указ о парламентаризации. 3 октября было создано правительство принца Макса Баденского – с участием различных политических сил, представленных в рейхстаге.

Первым актом нового кабинета стала телеграмма американскому президенту Вудро Вильсону, отправленная в тот же день. В ней речь шла о готовности Германии принять его проект «Четырнадцать пунктов», где он изложил контуры условий будущего мира. В соответствии с ними Берлин среди прочего должен был отказаться от всех своих территориальных приобретений. Фактически новое германское правительство признало поражение в войне.

Ноябрьская революция в Германии. Берлин, 1918 год (Фото: Legion-Media)

Революционные матросы

29 октября 1918 года Вильгельм II выехал из Берлина в Ставку в Спа, что было интерпретировано как бегство от постоянных требований об отречении. Одновременно был дан приказ флоту о выходе в открытое море. Военный флот, с гигантскими усилиями строившийся в Германии перед Первой мировой, почти не принимал в ней полноценного участия, будучи запертым британскими кораблями в местах своего дислоцирования. До последних дней войны он оставался практически нетронутой, многочисленной и внешне вполне боеспособной единицей, на которую верховное командование возлагало большие надежды. Его позиция оказалась решающей для судьбы всей Германской империи. Последняя отчаянная попытка командования использовать флот и привела к Ноябрьской революции 1918 года, которая в одночасье сдула с карты Европы империю Гогенцоллернов, а заодно и вековые карточные домики двух десятков других германских династий.

Приказ выйти в море вызвал восстание матросов в Киле. К началу ноября 1918-го скорое поражение Германии было не только очевидно, но и публично признано самим верховным командованием. Поэтому отказ моряков выполнять заведомо самоубийственный приказ, отданный буквально в последнюю минуту перед неизбежным заключением перемирия, был вполне понятным.

Ввиду начавшихся волнений командующий флотом адмирал Франц фон Хиппер попытался отменить приказ о наступлении, но было уже поздно. Матросы решили идти до конца. Выбор был только между «старым порядком» (а это означало трибунал и расстрел за мятеж на боевом корабле в военное время) или же борьбой за ликвидацию самого этого «старого порядка». Фактически моряков принудили бороться за выживание, что в итоге и стало катализатором всегерманской революции.

3 ноября в Киле состоялась массовая демонстрация протеста, в которой приняли участие матросы, солдаты и рабочие. Ее разогнали, и в ходе столкновений были убитые и раненые. В ответ восстал местный гарнизон и был создан объединенный Совет рабочих, солдат и матросов, который взял власть в Киле в свои руки. Были подняты красные флаги. Из Киля революционные волнения прокатились по всей стране, и в течение недели неожиданно для всего мира, и в первую очередь для самой Германии, империя рухнула.

Уже 4 ноября многие гарнизоны на Балтике присоединились к восстанию. 7 ноября из Мюнхена бежал баварский король Людвиг III, и местный Совет рабочих и солдатских депутатов провозгласил себя правительством, а Баварию – «свободной республикой». К 8 ноября в руках восставших были Любек, Гамбург, Бремен, Ганновер, Франкфурт-на-Майне, Шверин и многие другие города.

Однако Вильгельм II отказывался отречься и после восстания матросов в Киле, и даже после того, как революционная волна докатилась до германской столицы. 9 ноября была получена телеграмма от коменданта Берлина: «Все войска дезертировали. Полностью вышли из-под контроля». Лишь тогда Макс Баденский по собственной инициативе (с формальной точки зрения поступив нелегитимно) опубликовал прокламацию об отречении кайзера и его наследника, передав власть в руки лидера Социал-демократической партии Германии (СДПГ) Фридриха Эберта.

Подписание Компьенского перемирия 11 ноября 1918 года. Капитуляция Германии (Фото: Legion-Media)

Необычная революция

Строго говоря, социал-демократы стали «революционерами не по своей воле» и лишь в последнюю минуту возглавили уже идущую революцию, а впоследствии и республику. Ее – «немецкую республику» – провозгласил социалист Филипп Шейдеманн. Одним этим он смог отчасти обуздать революционную энергию масс, перехватив инициативу у лидера марксистов Карла Либкнехта, который чуть позже – опоздав буквально на два часа – провозгласил «социалистическую республику». Особенностью германской революции было то, что основная борьба разгорелась не между правыми и левыми силами, как обычно случается при революциях, а между умеренными левыми и крайне левыми, ориентировавшимися на повторение опыта большевиков в России.

Молниеносная победа революции, однако, не означала, что произошла коренная общественно-политическая трансформация. Генералитет и буржуазия считали необходимым пожертвовать символами «старого порядка» – кайзером и местными правящими династиями, чтобы сохранить прежнюю суть государства. Им было на что опереться: в революционной Германии, в отличие от России образца 1917-го, кайзеровский государственный аппарат, армия и местное самоуправление остались практически нетронутыми.

Правда, на первых порах казалось, что спонтанно возникавшие на фабриках и в гарнизонах крупных городов рабочие и солдатские советы, действовавшие по российскому образцу, все-таки взяли власть в свои руки. 10 ноября представители этих советов даже сформировали временное правительство – Совет народных уполномоченных. В Германии, как и в России после Февраля 1917-го, такая система местных советов поначалу создавала видимость двоевластия. Но это была именно видимость, поскольку основная часть чиновников продолжала исправно исполнять свои функции в рамках старого госаппарата.

При этом умеренные социал-демократы (они, в отличие от своего русского аналога в лице меньшевиков, имели возможность оказывать серьезное влияние на политические процессы) считали дальнейшее развитие революции излишним. По мнению представителей СДПГ, к ноябрю 1918-го основные пункты их внутриполитической программы либо были выполнены, либо уже начали выполняться. Вот почему буквально на следующий день после отречения кайзера и провозглашения республики стал оформляться широкий фронт сопротивления дальнейшей радикализации политического процесса.

10 ноября был заключен так называемый пакт Эберта – Грёнера: генерал-квартирмейстер Вильгельм Грёнер заверил канцлера в лояльности армейского руководства новому правительству, а Эберт, в свою очередь, гарантировал неприкосновенность командных функций офицерского корпуса и обещал бороться с левым радикализмом.

Подобный договор был заключен и в экономико-социальной сфере. 15 ноября профсоюзные лидеры подписали соглашение с представителями крупнейших предпринимателей, по которому профсоюзы обязались прекратить стихийные забастовки и не допускать экспроприаций частной собственности. В качестве ответного шага был установлен восьмичасовой рабочий день и профсоюзы объявлялись единственными полномочными представителями рабочего класса на производстве. Кроме того, предприниматели признали коллективные тарифные договоры и введение рабочих в заводские советы.

Подписание Компьенского перемирия 22 июня 1940 года. Капитуляция Франции (Фото: Legin-Media)

Компьенское перемирие

К этому времени война уже завершилась. Еще в ночь с 4 на 5 октября правительство Макса Баденского обратилось к Вильсону с просьбой о посредничестве в деле немедленного заключения перемирия. Месяц велась дипломатическая переписка о предварительных условиях начала переговоров. Вильсон требовал вывода войск со всех оккупированных территорий, прекращения подводной войны и отречения кайзера, но в октябре германское руководство еще не было готово к подобным условиям.

В этот же самый момент стремительно начала разваливаться австро-венгерская монархия. 17 октября венгерский парламент расторг унию с Австрией и провозгласил независимость Венгрии. А 28 октября, когда в австрийской армии вспыхнуло восстание, министр иностранных дел Австро-Венгрии обратился к американскому президенту с просьбой о сепаратном мире, и неделю спустя уже де-факто не существовавшая Австро-Венгерская империя капитулировала.

После этого, 5 ноября, Антанта выразила согласие на переговоры с Германией. 8 ноября германские делегаты были доставлены в Компьенский лес, где на маленькой железнодорожной станции Ретонд, что в 70 км от Парижа, им были предъявлены условия перемирия и назначен 72-часовой срок для подписания.

Комиссию по заключению перемирия с германской стороны возглавлял статс-секретарь Маттиас Эрцбергер. Армию представлял генерал-майор Детлеф фон Винтерфельдт – сын человека, который разрабатывал условия капитуляции Франции в 1871 году. Эрцбергер попытался живописать масштаб революционных настроений в Германии и опасность большевизма, который проник в Центральную Европу и угрожал Западу, и использовать этот аргумент для смягчения условий перемирия. Но глава французской делегации маршал Фердинанд Фош, в штабном вагоне которого и проходили переговоры, был непреклонен. «У вас болезнь побежденного. Я ее не боюсь. Западная Европа найдет способы защиты от этой опасности», – заявил он. Была отклонена и просьба немецкой стороны о прекращении огня на время переговоров: бои продолжались, а Германия уже никак не могла повлиять на результат переговоров своими действиями на полях сражений.

10 ноября в Компьень из Берлина пришло известие, что немецкое правительство приняло все условия Антанты. В штабном вагоне Фоша перемирие было подписано. Оно вступило в силу 11 ноября 1918 года в 11 часов утра. Первая мировая война закончилась. Последние выстрелы прозвучали уже после 11 часов: артиллерийский салют наций в 101 залп возвестил об окончании Великой войны.